Алексей Курганов

Все под Богом ходим…

(рассказ)

 

Михаилу Александровичу, другу, которого помню и люблю, посвящаю.

 

 

           - Сейчас Наталью видела, - сказала жена, вернувшись с рынка. - Сказала, отец совсем плохой.

          - Какая Наталья? - не понял Андрей.

          - Здрасьте! Ахрипина дочь! Хорош друг! (Это она уже про него, про Андрея.) Как человек здоровый был – друг без друга дня прожить не могли. А как заболел… А-а-а, да чего тебе говорить! -  и махнула рукой. Дескать, тебе говори – не говори.

          - Так бы и сказала… - пробурчал Андрей. Ахрипин! Иваныч! И на самом деле, как же он мог забыть! Нехорошо! Действительно, друг называется…

          - Ладно, завтра утром, после смены, зайду, - согласился он. – Может, купить ему чего?

          - Конечно! - сказала жена. - Больной же человек! Наталья говорит: не встаёт.

          - Чего купить-то?

          - Ну, чего… - жена на мгновенье задумалась. - Кефирчику какого-нибудь. Пряничков. Яблочек…  Чего ещё-то?

          - А он чего? - спросил Андрей подозрительно. - Совсем, что ли, не поднимается?

          - А я откуда знаю? Наверно. Наталья же сказала! Чего ей врать-то? Как на пенсию проводили, так и расхворался. Нет, вас, мужиков, на пенсию нельзя отправлять! - вдруг сделал она неожиданный вывод. - Вы как лошади, без работы дохнете.

          - Ага, - согласился Андрей. - Зато вы как на пенсию выйдете – сразу  скакать начинаете. И откуда только силы берутся! Примите наши поздравления.

          - Не с чем пока. Мне ещё пять лет с хвостиком. Ну, ты меня понял? Проведаешь?

          - Понял, - сказал Андрей. - Зайду.

          - И смотри мне! - жена погрозила ему пальцем.

          - Да ладно! - сказал Андрей в третий раз. - Чего я, дурак, что ли! Сказала же: кефиру, сушек…

          - Каких сушек! - возмутилась жена. - Чем ты слушаешь! Сушек! Чем он их грызть-то будет? Пряничков, и  какие помягше! Сушек… Ты ещё сухарей купи! Солдатских! Нет, прям как ребёнок, честное слово. И за что тебя на работе хвалят? Ты собаку покормил?

          - Покормил,- буркнул Андрей. - Она воду поела.

          - Какую ещё воду?

          - Обычную. Аш два о. Которую я ей вчера наливал. Или ты. Или я…

          - И вот так – всю жизнь, - привычно вздохнула жена. - Ладно. Иди уж, горе ты моё персональное.

 

          С Ахрипиным, с Иванычем, Андрей был знаком лет тридцать, не меньше. Столько лет бок о бок отработали на «скорой», в одной бригаде! Мишка, хотя и фельдшер по образованию, а соображал лучше иного врача. Да оно и понятно: всю жизнь – здесь, на «скорой», да не на перевозке, а всегда — то на кардиологии, то на реанимобиле. Поневоле научишься! Он, Андрей, был младше его на двадцать пять лет. В сыновья годился… После окончания института распределился сюда, на «скорую», и главный врач, Евгений Васильевич, его сразу к Мишке определил. Наш самый опытный фельдшер, сказал «главный» с гордостью. Если, Андрей Николаевич, чего не знаете, то без  всякого стеснения у него спрашивайте. Во всех болячках разбирается лучше любого профессора. И протянул ладонь: желаю производственных успехов!

 

          Тот, кто был «лучше профессора», Андрею Николаевичу Гололобову сначала не очень понравился. Хмурый какой-то. Длинный, как глиста. Зубы здоровые, жёлтые. Нос в характерных синих прожилках. Значит, выпить очень не любит. Ненавидит! Андрей и сам в трезвенники никогда не записывался и не собирался, поэтому невольно приободрился, почувствовав родственную душу.

          - Ахрипин, - недовольным голосом представился «профессор». – Михаил Иванович. А вас как?

          - Гололобов. Андрей Николаевич.

          - Пойдёмте, нашу «канарейку» покажу, -  и  первым шагнул  с крыльца.

 

          Реанимобиль, имевший цвет жизнерадостного детского поноса (из-за чего его и прозвали «канарейкой») стоял в глубине двора, ближе к выездным воротам.

          - Наше место здесь, - пояснил Михаил Иванович. – Чтобы никто выезд не перекрывал. Одно слово – реанимация, мать её…

          - Много выездов?

          - Когда как. На праздники больше. Перепьются, собаки, и кто на нож напорется, кто вешаться соберётся… Хватает… козлов… Спокойно им не пьётся!

          - Да… - сказал Андрей. Что он этим «да» хотел сказать, и сам не знал. Да… Вот тебе и «да»! Но ведь нужно было что-то сказать!

          -…и других приключений тоже хватает, - продолжал Ахрипин все так же монотонно, как дьячок на паперти. – Вот  позавчера одну… И ведь припёрло-то где! – внезапно  озлобился он. – В Малом Колычёве! Хрен подъедешь! И ночью!  Михалыч – это шофёр наш, сейчас познакомишься, тоже тот ещё… – на дороге остановил, говорит: не проеду, сяду, идите пешком. И мы с Егорычем – это наш сменный врач – по чистому полю, почти с полкилометра! Идём, а я печёнкой чую: сейчас обязательно какая-нибудь подлянка будет! И точно: пришли, посмотрели – острый живот! Надо тащить -  а в ней, кобыле, за сто кило! И мужиков, как на грех, ни одного, вокруг только бабы и мелкота. Господи, целый километр! (а только что сам сказал, что половина, заметил Андрей. Значит, ты, дядя -  из рыбачков! У тех тоже каждый пескарь -  под два пуда весом!). И не посидишь, не перекуришь: она орёт, на носилках мечется. То ли аппендицит, то ли внематочная… Нет, и ведь живёт-то в микрорайоне, а как назло попёрлась в это грёбаное Колычёво! «Маму хотела навестить! Соскучилась!». Чтоб у этой мамы черти  из всех дырок повылазили!

          - А куда мужики-то подевались? – спросил Андрей.

          - А ты спроси их! – опять разозлился Ахрипин. -  Разведенные все! Бабье царство! И мы, вдвоём с Егорычем, по целине эту корову целых два километра! А я, между прочим, не Илья Муромец! Мне, между прочим, только летом грыжу прооперировали! Мне, может, больше трёх килограммов – категорически!

          - А больше трёх литров? – как-то само собой вырвалось у Андрея.

          Ахрипин тут же прервал свой страстный монолог про стопудовую «кобылу» и изнурительную ходьбу за сто миллионов километров, повернулся, посмотрел на него внимательно, внимательно…

          - Сработаемся, - буркнул не то чтобы обиженно, а как-то…иронично, что ли…

          … вот так и познакомились.

 

          Да, двадцать с «хвостиком», бок о бок… За такой-то срок полной ложкой нахлебались… И инфарктники, и инсультники, и висельники, и сгоревшие и замёрзшие… Один раз, в Городищах, даже на наркомана нарвались. И ведь, гад, как хитро вызвал! Позвонил: « мама при смерти». Ну, Валька, дежурная, их на тот вызов и воткнула. Всё правильно, всё логично: если при смерти, значит, наша, реанимационная.

          Приехали, в калитку зашли – на крыльце тут же бугаина нарисовался. Понятно: ждал. Лоб маленький, глазки внимательные, бегающие. Очень нехорошие, в общем, глазки. Шея – три его, Андреевых.

          -Где? – спросил Михаил Иванович вмиг насторожившимся голосом. Понял сразу: что-то здесь очень даже не то.

          Бугай ничего не сказал, посторонился, показал рукой вглубь дома: битте-дритте, херры эскулапы. Проходите-проходите, я вас чаем угощу. Может, даже с пышками. Если заработаете.

          Они прошли длинным сумрачным коридором в  дальнюю комнату. В комнате было пусто. Андрей непонимающе завертел головой.  Что за шутки? А Ахрипин сразу всё понял, поэтому и вперился сумрачным взглядом в бугая, который встал сзади, в дверях, перекрывая им путь  отхода.

          - Чего лыбишься, чмо? – сказал бугай очень нехорошим тоном. – «Марфушку» доставай!

          «Марфушка» – это морфий. Тут и Андрей всё понял. А чего толку от этого понимания?  Куда денешься? Вон, какая морда в дверях! Да у него, похоже, «ломка» начинается.  Шаг влево-шаг вправо - передушит как котят. Они, «ломанутые», отчёта в своих действиях себе не отдают, и силы у них от «ломки» немеряно. Им всё по хрену. Главное -  ширнуться побыстрее, пока корёжить не начало.

          Андрей полез в карман халата, вынул коробку с наркотиками.

          - Ампулы покажь! – тут же потребовал бугай. Лицо его начало наливаться нехорошей синевой. Чтоб тебя сейчас кондратий хватил, мелькнула у Андрея в голове трусливая мысль. Уж я бы тогда тебя подлечил! Пальцем о палец не ударил бы, скотина наркоманская!

          - Набирай! – приказал бугай Ахрипину, безошибочно угадав в нём фельдшера. – На глюкозе. И смотри, сучара! Если химичить начнёшь – завалю!

          - Да на хрен ты мне нужен с тобой в игрушки играть! – внезапно осмелел Михаил Иванович. - Мне своя жизнь дороже!

          Он демонстративно, на глазах у бугая отломил носик ампулы, набрал в пятикубовый шприц жидкость, потом туда же всосал из ампулы глюкозу.

          - Всё? Убедился?

          Бугай сопливо шмыгнул носом, вытянул вперёд руку. Ахрипин наложил жгут, бугай поработал кулаком, накачал вену на локтевом разгибе. Ахрипин привычным движением воткнул иглу -  и вдруг моментально, струёй, в нарушение всех медицинских правил, ввел раствор. Бугай моментально резко побледнел, немо, как рыба, начал хватать ртом воздух, попытался подняться, но, конечно, не смог, только выдохнул разочарованно и многообещающе: «Ну, сука…» и безвольно откинулся головой на диванный валик

          -Пошли отсюда, - сказал Ахрипин, убирая шприц и лекарства в служебный ящик. – А то ишь ты, нашёлся огурец, раскомандовался! Ничего, не сдохнешь!

          И первым шагнул назад, в коридор.

          - Чего ты ему…? – спросил потрясённый увиденным Андрей.

          - Бензогексоний, - сказал Ахрипин совершенно спокойно. Бензогексоний применялся для экстренного купирования гипертонических кризов, вводить его нужно было предельно медленно, буквально по каплям, под постоянным контролем артериального давления, чтобы не дай Бог не передозировать. Теперь Андрею стало понятно, почему бугай моментально стал белым как полотно: Ахрипин вколотил ему дозу струёй, сбросил давление до нулей. Тут не то, что рукой-ногой – ни одной мозговой извилиной пошевелить не сможешь!

          - Может, подождём? – трусливо предложил он. – Вдруг двинет?

          - Да ничего ему, козлу, не сделается - отмахнулся Ахрипин. -  Я такую штуку уже не раз с наркошами проделывал. Он же, «бензик»-то, меньше чем за минуту распадается! Так что надо двигать отсюда быстрей, этот бугаина сейчас в себя приходить начнёт.

          - Зачем было рисковать? – пожал плечами Андрей. – Вколотили бы   морфия, приехали на базу, объяснительную написали, что под угрозой…

          - А не хрена выделываться! – внезапно озлобился Ахрипин. – «Мама при смерти!».  Это хорошо, что у нас в это время других вызовов не было. А если бы где кто на самом деле кони двигал, а мы тут этого козла в это время ублажали? Щас приедем, я этой Вале придурочной устрою козью морду! – вдруг обрушился он на дежурную. -  Она какого… - и произнёс очень неприятное матерное слово, - этих звонящих как следует не расспрашивает? «Мама при смерти!» Да хоть  папа!

           - Она-то откуда могла знать…

          - Пожалей, пожалей! Вон, какую жопу разъела, и сидит  в своей будке как корова! И всё ей по хрену: наркоманы – не наркоманы, бандюганы – не бандюганы! Нас, может, резать на вызове будут, а она - «езжайте быстрей, чего чешетесь!» Дура! В следующий раз ножик в брюхо получишь – враз отжалеешься! Вон, Парамошкин получил – хорошо жив остался!

          ( Врач со смешной фамилией Парамошкин в прошлом месяце был на вызове на пьяной разборке. Поторопился, высунулся вперёд милиционера - а ему тесак в бочину! Отсюда вывод: нечего высовываться, нечего геройствовать! Пусть вперёд менты лезут! У них автоматы!).

          - Вот когда Ванька не телефоне сидел – всё нормально было!  - продолжил Ахрипин всё так же яростно. – Инсульт так инсульт, кома так кома – всё прямо как по полочкам раскладывал! И кой чёрт его пошутить дёрнул?

          - С начальством?

          - С вызовом! Позвонили, спрашивают: «Это скорая?» А он сдуру и брякнул: « Нет, это неторопливая!». Ну, конец смены, устал человек, захотел разрядиться! А те обиделись, главному звякнули. Васильич канителиться не стал, моментально поторопился!

          Андрей ничего больше говорить не стал: всё понятно, послестрессовая ситуация – хоть на кого-нибудь надо пар выпустить, адреналин сбросить. Валька для этого – самый подходящий объект. Хотя сиделка у неё действительно на загляденье! Мечта, а не кормА! И как люди с таких скоромных зарплат такие произведения искусства отъедают? Здесь Иваныч был и на самом деле прав…

 

          На следующий день, после ночной смены, Андрей зашёл в продовольственный, купил большой цветастый пакет импортного кефира, пакет пряньчиков, килограмм яблок, искоса задумчиво взглянув на винный отдел, досадливо поморщился, вздохнул и решительно шагнул на выход. Ахриповский дом был в двух шагах, только дорогу перейти.

          Дверь открыла Наталья. Увидев Гололобова, конечно же, покраснела и смутилась «Конечно же», это потому, что она с самого их знакомства вдолбила себе в голову дурацкую мысль, что он, Андрей – отцов начальник, поэтому и относиться к нему надо соответственно. Андрей тысячу раз ей говорил, чтобы выкинула эту дурь из головы, и то, что он – старший их бригады (да и бригада-то – он, Иваныч да Антон Петрович, шофёр), так это только по службе, а здесь он никакой не начальник, а просто …(он тогда чуть было не ляпнул -  «собутыльник», но вовремя придержал язык) коллега, товарищ по работе. И нечего  перед ним разные танцы с приседаниями устраивать! Наталья в ответ согласно кивала: да, Андрей Николаевич, я всё поняла, извините, больше не буду (чуть ли не «честное пионерское») – но по глазам было видно, что ничего она не понимала и не хотела понимать, и так и будет считать его отцовым начальником.

 

          - Привет! – сказал Андрей. – Тыщу лет у вас не был. Где?

          - Здравствуйте, Андрей Николаевич! – чуть не в пояс поклонилась ему Наталья (тьфу, зла не хватает! Она бы ещё ботинки ему кинулась снимать! А чего? С неё станется!) – Проходите, пожалуйста! В маленькой комнате. Ой, да зачем вы тратились! – закудахтала она так, что у Андрея заломило зубы. – У нас всё есть!

          - Рад за вас! – рявкнул Андрей. – Не мельтеши. Значит, сюда проходить-то?

          - Сюда, сюда… Вы поосторожнее, Андрей Николаевич: у нас здесь приступочек…

 

          Морда у «умирающего» была совсем не умирающей. Даже наоборот: заметно поправилась в щеках, которые вызывающе-бесцеремонно наползали на уши, что наглядно свидетельствовало: плохим аппетитом этот «покойник» совершенно не страдает. Нет, с такими арбузами просто так не помирают! Если только от ожирения!

          - Здоров, болезный! – фальшиво-бодро сказал Андрей, присаживаясь на стул. – Вот, навестить пришёл. Да, видуха у тебя… -  он сочувствующе покачал головой и снова посмотрел на щёки.          - Краше в гроб кладут!

          - Здорово, - отозвался Ахрипин жалостливым и в то же время каким-то недовольным голосом. После чего оглянулся на дверь и понизил голос:

          - Бутылку принёс?

          - Какую бутылку? – Андрей от такой «умирающей» бесцеремонности даже растерялся. - Наташка же сказала, что ты чуть ли не к белым лебедям собираешься! Откуда я знал-то!

          - Значит, не принёс, - моментально обидевшись, поджал губы Ахрипин. – Спасибо.

          - Да не знал я! – прижал руки к груди Андрей. -  И даже не думал! Это ты Наталье своей скажи! Она вчера на рынке моей в уши надула, что тебя чуть ли не тащить уже пора.

          - Куда? – подозрительно сузил глаза Ахрипин.

          - Туда! Вперёд пятками!

          - Да… -  и болезный недовольно пожевал губами. -  Не языки – помело.  И ты тоже хорош: сказали же русским языком: человек помирает – нет, ты всё равно прёсся без бутылки! Никакого  напоследок сочувствия! И ещё шмели эти, твари, разлетались!

          Он неожиданно резво для умирающего состояния выхватил из-за изголовья какое-то пёстрое полотенце и саданул им по оконному стеклу. Здоровенный,  жёлто-коричневый шмель от такой стремительной атаки моментально  прекратил своё монотонное, похожее на гул тяжёлого бомбардировщика, гудение, призадумался о коварстве бытия, упал на подоконник вниз спиной, пошевелил лапками и перестал дышать.

          - Отгуделся! -  с довольным злорадством констатировал безжалостный убийца и вернул полотенце на место. – А то с самого утра и гудит, и гудит! Никакого прям отдыха! Да ты ещё бутылку не принёс! Ну, вот разве можно умирающему человеку выжить в таких скотских условиях?

          - Ну, правильно, я виноват! –  Андрей чуть не задохнулся от возмущения. -  А нечего покойником прикидываться! Вон, щёки-то! За неделю не обцелуешь!

          - А сам только что сказал: краше в гроб кладут, -  язвительно напомнил «умирающий». (Нет, это не умирающий, нет! Он ещё каждое слово помнит! Он ещё всё соображает!)

          - Всё, закрыли тему! – решительно сказал Андрей. – Успеешь, належишься ещё! Чего у тебя случилось-то?

          - Да ничего, - спокойно сказал Ахрипин. - Хочу и лежу. Имею право.

          - Как? – опешил Андрей. -  Я не понял! Чем болеешь-то?

          - Да сказал же: ничем, - ответил тот всё так же спокойно. – Нормально всё.

          - А… а лежишь чего?

          - «Лежишь»… - передразнил его Ахрипин. -  А мне чего, стоять надо? Или плясать перед тобой?

          - Не, ну… -  Андрей окончательно растерялся. – Ты чего? Так и лежишь? Давно?

          - Да уже месяца три. Да, три! С Покрова.

          - И совсем не встаешь?

          - А зачем?

          - Как это зачем? А на толчок?

          - Ну, это раз на раз… Когда хочу -  встану. А когда неохота – Наташка или Людка мне судно принесут. Или утку.

          - Не, ты погоди…  - заклинило у Андрея. - Я так и не понял. Чего у тебя болит-то? Какая болезнь?

          - Вот пристал… -  и Ахрипин досадливо поморщился. – Ничего у меня не болит! Ничего! Абсолютно!

          - А чего тогда лежишь?

          - Снова здорово… Я же тебе только что объяснил!

          - Ты мне ничего не объяснил! Это не объяснение!

          - А мне чихать, объяснение или нет, - сказал Ахрипин и демонстративно повернул голову к стене. Обиделся!

          - Руки-ноги-то у тебя шевелятся? – не отставал Андрей.

          - А на чем же я на толчок-то хожу? – опят раздалось язвительное. – На ушах, что ли?

          Они опять  замолчали. Андрей с опаской покосился на Иваныча. Смутные и очень нехорошие мысли зашевелились у него в голове.

          - Миш… Иваныч… может, к тебе Сашку привезти? Кондрашкина, а?

           - И к себе не забудь! – последовал тут же решительный ответ. (Кондрашкин был старшим в психиатрической бригаде). А то, ишь ты, навестить пришёл!  Какой нормальный! Был бы нормальный – про бутылку бы не забыл! Ещё друг называется!  Я когда тебя в «интенсивке» навещал – я хоть раз пустым приходил? Не, ты скажи – приходил?

          Андрею стало стыдно. Пять лет назад он угодил с инфарктом в отделение интенсивной терапии. Сутки не приходил в сознание, капельницы ставили по десять штук на дню. Ничего, выкарабкался. Иваныч действительно  приходил тогда к нему не один раз. И каждый раз -  с плоской фляжкой. Андрей сначала пробовал было брыкаться: ты чего, сдурел, старый чёрт? Мне нельзя категорически! Я лучше знаю чего тебе можно, а чего нельзя, безапелляционно заявил тогда Ахрипин и сунул под нос знакомо запахшую за неимением стакана мензурку. «И сразу! Одним глотком!» И действительно странно: такое грубейшее нарушение больничного режима оказало на него, Андрея, прямо-таки ошеломляюще выздоровительное действие. Уже через неделю он спокойно ходил по больничному коридору и даже поднимался пешком по междуэтажной лестнице, чем однажды привёл свою лечащую врачиху Марию Антоновну в такой ужас, что её саму впору было госпитализировать в «интенсивку».

         

          - Так и не узнает никто, про Сашку-то - понизив голос, продолжил Андрей о своём, о девичьем. – Я Вальке скажу, он вызов  напишет как на плохо с сердцем.

          - Я тебе непонятно сказал? – уже не на шутку взъярился Ахрипин. – Ещё повторить?

          Андрей хотел было обидеться, но… Чего обижаться? На обиженных воду возят. Да  и ему-то, собственно, какое дело? Хочешь лежать – лежи! Тоже мне… принцесса на горошине…

          - Ладно, - сказал Ахрипин примирительно. - Раз уж пришёл – сиди. (Ишь ты - уж ты, разрешил, болезный! Спасибо большое, дяденька, дай вам Бог здоровьичка! Ещё пряников ему принёс… Надо было действительно солдатских сухарей! И не пакет – мешок!)

          - Наташ! – крикнул «страдалец». – Чаю, что ли, поставь! Чего так-то сидеть, на сухую-то?

          - Сейчас поставлю, - раздался за спиной Андрея тихий, приятный голос. – Здравствуйте, Андрей Николаевич!

          - Здравствуйте, Людмила Михална, - сказал Андрей, оборачиваясь к приятного вида, аккуратненькой старушке, жене Ахрипина. – Как здоровьичко? Как настроеньице?

          Он нарочно утрировал эти слова, потому что знал: Людмила говорит именно так, с ласкательными суффиксами. Она была старше Ахрипина  почти на десять лет, и, может быть, поэтому любила своего «Мишаньку» беззаветно, осторожно и благоговейно до робости.

          -Андрей Николаич, хоть бы вы чего посоветовали.  Ведь лежит и лежит. Я уж к нему и так, и сяк: Миш, вставай! Скоро огурцы надо сажать! Уборная уже полная, говнвозку надо вызывать! А он, богохульник… -  и замолчала стыдливо. Андрей понятливо кивнул: можете не продолжать. Понятно и без слов: послал. Грубиян и матерщинник. А ещё помирать собрался! Хоть бы напоследок совесть поимел!

           - Вообще-то есть сейчас в аптеках одно лекарство… - задумчиво ответил Андрей. -  И не какая-нибудь химия, а натуральный продукт! Он и не таких... – и он запнулся, подбирая в уме подходящее для Ахрипина определение, но так и не нашёл, - …на ноги поднимает. Некоторых до того поднимает, что они потом даже успокоиться никак не могут!

          - Это как же называется? – оживлённо заблестели глазки у Людмилы.

          - Боярышник! – громко и чётко произнёс Андрей. – Настойка. Хорошая штука! – он даже крякнул довольно, вспомнив как  ещё в студенческие годы «освежался» этой настойкой, которая тогда стоила буквально копейки, а по «убойности» ничуть не уступала  хорошей водке (впрочем, она в те времена вся была хорошая. «Палёнку» тогда не продавали. Тогда много чего не продавали).

          - Враз взбодрит!

          - Щас, запишу, - засуетилась доверчивая старушка. – Значит, бо-я-рыш-ник. Правильно?

          - Абсалутна! – подтвердил Андрей и многозначительно посмотрел на подозрительно притихшего «почти покойника»:  понял, на что я иду, чтобы тебя, старого обормота, уважить?

          «Умирающий» чуть заметно кивнул: всё понял, всё заценил. Настоящий друг! И ведь надо же, как сообразил? Вот что значит высшее образование!

          - Это чего же – капли? – продолжала допытываться Людмила.

          - Ага, - согласился Андрей охотно. – Давать по чайной ложке на ночь.

          С кровати послышался возмущённое покряхтывание: а я подумал, что ты действительно друг! И чему вас только в институтах учат!

          - И сколько ж взять-то? – последовал очередной каверзный вопрос.

          - На полный курс, - не моргнув глазом, ответил Андрей. - Упаковку.

          Коечное кряхтение перешло в одобрительное сморкание: извини, погорячился. Друг! Настоящий! Оказывается, институты наши не только дураков выпускают!

          - Ты понял, отец? – повернулась Людмила к мужу. - Будешь лечиться?

          - Ну, если надо… - состроив кислую физиономию, ответил «страдалец» (ну, артист! «Если надо!». Он сегодня же и приступит! Немедля! Ещё покажет вам небо в алмазах! Лишь бы песни не пел! «Когда весна придёт нежданно…» Андрей сколько раз сам при исполнении присутствовал и ужасно наслаждался!)

          - Залечите вы меня всего… - продолжил тот свой художественное кривляние. –  Помру до сроку! -  и для усиления похоронного эффекта даже сопли этак жалостливо по ноздрям погонял. Дескать, эх вы, эскулапы задрипанные! Нет на вас креста! Гробите человека!

          - Только ты, Людмилушка, мне все эти пузырьки сюда вот, на тумбочку, поставь, - продолжил он всё тем же похоронным голосом. -  А то вдруг посередь ночи мне подлечиться захочется, так чего вас зря будить? Сам и налью… То есть, накапаю.

          - Да ничего, Миш, я встану… - попробовала она возразить, но возражение было тут же в корне пресечено.

          - Я сказал: сюда поставить! – рявкнул умирающий. – Не маленький! И ребят тоже будить нечего! Ночью надо спать. Всем!

          - Хорошо, хорошо! Ты только не волнуйся… Тебе ведь вредно волноваться-то…

          - И иди быстрей! (а как же? Жаба-то горит!). А то ещё разберут! Народ-то, сама знаешь, какой! Им лечиться – слаще мёда!

          - А, может, ещё таблетков каких купить? – спросила Людмила Андрея.

          Он открыл было рот, собираясь ответить, что надо бы, от запоров, но «умирающий» и здесь его опередил.

          - Не надо! Деньги экономь! Мне и боярышника хватит!

 

          - Сколько там, в упаковке? – спросил он, когда Людмила вышла, наконец, из комнаты и пошла собираться в аптеку.

          - Десять. По сто грамм.

          - Это я знаю, что по сто… А градусы? Прежние?

          - Прежние. Семьдесят, как обычно…

          Ахрипин закатил глаза, беззвучно зашевелил губами.

          - Нормально, -  сказал он довольно. - Если по паре пузырьков – почти на неделю хватит.

          - Ага, - иронично хмыкнул Андрей. - На неделю.

          - Да я экономить буду! – горячо возразил артист-прохиндей.

          - Ты? Неужели? - засмеялся Андрей и поднялся со стула.

          - Ладно, пошёл я. Лечись на здоровье.

          - Ты эта… - сказал Ахрипин торопливо. - Ты, Николаич, приходи. Даже и без бутылки. Чего нам, и поговорить, что ли, не о чем?

          А ведь он действительно скоро помрёт, вдруг понял Андрей. Я вижу – скоро. Срок подошёл. Пенсия. Он без «скорой» – как лошадь без телеги. Нет, чудны дела твои, Господи! Ладно бы работа была в тепле, спокойствии и мухи не кусали! А то ведь кусают, и ещё как! То на жаре, то на холоде, под ветром и дождём, а порой в такие шалманы приходится забираться, что и не знаешь – выйдешь оттуда живым-здоровым или вынесут уже совершенно неживым и, конечно, совсем нездоровым. И сколько раз думаешь: не, хватит! Схожу в отпуск – и всё, на участок! Три часа – на приёме, три – по вызовам, в нормальные семьи, по нормальным, чистеньким старичкам и старушкам! Красотища! Ага, щас! Уже в отпуске мучаться начинаешь: когда же он кончится? И вот кончился – и ты с какой-то изголодавшейся жадностью, с каким-то мазохистским удовольствием впрягаешься в эту «скоропомощную» каторгу, чтобы через месяц-другой опять начать ныть: и за каким я вернулся? На участок надо было, на участок! Уютный тёплый кабинет, старички, старушки, рецепты, больничные… И так всю жизнь… И Ирка, конечно, права: пока  этот воз тащишь – хоть со скрипом, а живёшь. А как вынули из обоймы, распрягли и хомут сняли – всё. Лежи теперь и дожидайся.

          - Приду, - сглотнул он противный, подступивший к самому горлу ком. - Приду. Ты, главное, не сомневайся. Чего мне не прийти? Обязательно. Слышишь, Иваныч?

 

          Странно как-то поговорили, думал Андрей, идя домой. Он ведь о станции ни разу не спросил. Неужели неинтересно? Почему? Ведь, считай, всю жизнь на ней отработал – а здесь как отрезало. Или не спрашивал потому, что расстраиваться не хотел? А, может, действительно уже на всё наплевать?

 

          - Сегодня опять Наталью на рынке видела, - сказала жена. - Чего ты там этому притворщику насоветовал?

          - Женская логика, - хмыкнул Андрей. - То помирает, то притворяется. Вы бы уж к  какому-нибудь одному концу.

          - Да всё ты прекрасно понимаешь! - усмехнулась жена. - Наталья сказала: ночью проснулась – кто-то поёт. Ну, понятно кто… Поднялась, зашла к нему в комнату - и картина маслом: папаша в люлю, и по всей кровати пузырьки валяются.

          - Наркоман, - понятливо кивнул Андрей. - Страшное дело.

          - Не паясничай, - построжала жена. -   Ты же сам сказал Людмиле, чтобы она ему настойку купила.

          - Мало ли чего я сказал. Мало ли чего я вообще говорю… Ты собаку покормила?

          - Понятно, - кивнула жена. -  Мужики – вы и есть мужики. Помирать соберётесь – всё одно к рюмке тянуться будете.

          - Пойду покормлю, - нахмурился Андрей. - А то чего она все на воде да на воде… Обнаглели совсем. Завели животное…

 

 

          Ахрипин умер в тихий солнечный день, через месяц после их встречи. Умер тихо, ранним утром, никого не беспокоя. Когда выносили, Андрей посмотрел на его лицо. Щёки-арбузы заметно опали, а на лице так и застыла чуть заметная, ироничная улыбка. Дескать, не переживай, Андрюха, все под Богом ходим. Когда-никогда, а одно встретимся. Жалко только, что там боярышника не будет. Изумительный напиток! И, главное, без всяких химических добавлений…