Повести вневременных лет?
«Так начнём повесть сию…» – вот как Нестор Летописец делал зачин своей «Повести временных лет». Так же, не смущаясь, скажем и мы. Только рассказывать будем, совсем не замахиваясь на обозрение всей истории русской (и не только), притёкшей до и после грандиозного труда летописца Нестора, а с оглядкой на отдельные образчики российской литературы конца ХХ века. Вспомним, что он, Нестор, в нём, в этом труде, в частности рассказывал: «По потопе трое сыновей Ноя разделили землю – Сим, Xaм, Иaфeт…»
Мы тоже поговорим о трёх братьях, разделивших место, как на земле, так и в одной книге. Но братьях не по крови, а по ремеслу – трёх российских авторах, каждый из которых представил по повести. Под одной обложкой поместились сочинения с такими названиями: «Ночи вослед» Сергея Амана, «Тихая обитель» Олега Бирюкова, «На краю Магеллановых облаков» Андрея Гусева.
Последнее название, а именно «На краю Магеллановых облаков», и стало заглавием всей книги, изданной в 1998 году – практически на пороге нового тысячелетия. Все три повести — это истории из российской жизни, как говорил один весельчак, начала конца 20-го века: истории о любви, ненависти, верности и предательстве. И даже о профпригодности. Если начинать с хронологии событий, то именно с последнего «профессионального» определения и надо начать.
Вот какие Олег Бирюков, между прочим, на самом деле успешный доктор-уролог, делает заметки в своём тексте: «Врач для провинциального человека это явление. А «скорая» – это маленькое чудо. Не в смысле того, что пока явится – не дождёшься, хотя и такое бывает, а в смысле того, что помогает. В народе говорят, ему так плохо, что «скорую» вызывали. Если уж «скорая помощь» приехала – больному, значит, должно стать лучше. «Скорая» приезжала, укол делали, в больницу не забрали – значит ещё ничего» – обсуждают проблемы болезни местные престарелые жительницы. «Скорая приезжала, а он от укола отказался – значит, ему и плохо не было, чего зря людей беспокоят. Ну, а уж если человека в больницу забрали – совсем дела плохи. Оттуда (из больницы) либо на вечный покой, либо здоровым будет, третьего не дано – такое вот мнение в народе».
Герой его романа, недавний студент мединститута Толик Киселёв, работает на «скорой» в недалёкой провинции – под Москвой. И нелёгкие будни «скоропомощного» персонала описаны, как говорится, со знанием дела. Но не меньше, чем описанный профессиональный труд, занимают читателя и рассуждения автора. Например, вот одно – о национальной гордости.
«Дороги, как и всё у нас – национальная гордость, хоть они и никудышные – ухаб на яме, яма на канаве. Ещё классики из примечательностей в России отмечали два «д» – дураки и дороги. И мы этим гордились, и гордимся, на том стоим и гордиться будем. Что касается дураков, они кругом, но об этом как-нибудь после... Доехать-то по нашим дорогам при желании, конечно, можно. Пусть тяжело, но можно. Это от многих факторов зависит: погодные условия, исправный автомобиль, его хорошая проходимость и так далее. Но даже и эти три фактора редко совпадают... Гордости, правда, у нас и без дорог хватает. Мы, в стране нашей и металла производим больше всех на душу населения, и нефти добываем больше всех, только вот машин хороших мало выпускаем и с бензином напряг. Зато гордость у нас национальная есть».
20 лет прошло со дня опубликования, а последние строки про бензин и машины по-прежнему актуальны, как никогда. Как будто эти приметы российского бытия вневременны. Впрочем, это – вневременность, или, можно сказать, безвременность – отличает и другие произведения, собранные под серо-голубой обложкой. Например, приблизительно в это же время происходящие события в повести Сергея Амана «Ночи вослед» описывают также вневременное состояние – первую любовь. Ведь, пожалуй, со времён Ромео и Джульетты тут ничего не изменилось.
Главный персонаж повести тоже молодой человек и тоже из провинции, о чём красочно повествует цитата: «На террасе, где я сплю летом, ясно слышны сплетни лягушек, расселившихся по прудам, грохот и гудки поездов, проносящихся мимо нашей станции и заставляющих подрагивать полы и стены дома, редкий отдалённый лай и оглушающе звонкий полуночный крик петуха, который орёт за перегородкой, вцепившись спросонья в свой насест крепкими ногами, и которому вторят, передавая эстафету дальше, соседские горлодёры».
Все любовные и постлюбовные перипетии ещё впереди, ещё ничто не предвещает почти трагичного финала этого произведения, но мы не будем ни о чём рассказывать, оставив читателю для интриги только начало, нет, не повести, а начало этого любовного рассказа от первого лица:
«Я лежу и слушаю ночные шумы. В открытую настежь дверь вливается тёплый воздух, настоянный на нагретой за день земле, травах и чистой воде нашей невеликой речки Кудрявки. Прошлым летом в одну из таких же щедрых на тепло ночей мне вздумалось искупаться. Миновав с десяток проулков, я вышел к реке, перегороженной на одном из своих многочисленных поворотов плотиной. Плеск воды, набирающей скорость на водосбросе и падающей с размаху на камни, крал у ночи её размеренные неспешные звуки…»
Раз уж мы говорим о российской литературе, то тут уместно будет сказать о русском языке и его предке – языке славянском. И вспомнить опять же летописца Нестора. Он рассказывает, как расселялись славяне по территории нынешней России и назывались кто полянами, кто древлянами, кто дреговичами. А теперь цитата: «Те же славяне, которые сели около озера Ильменя, назывались своим именем – славянами, и построили город, и назвали его Новгородом. А другие сели по Десне, и по Сейму, и по Суле, и назвались северянами. И так разошёлся славянский народ, а по его имени и грамота назвалась славянской».
Вот откуда пошла грамота славянская, а значит и русская, подправленная Кириллом и Мефодием. И вот вам ещё цитата, правда, это уже слова не летописца Нестора, а Юлии, главной героини повести Андрея Гусева «На краю Магеллановых облаков»:
«...фрицы писали в своих учебниках: славянин – высок ростом, голубоглаз, ленив и хитёр. Последнее качество я бы переименовала в сметливость. Это именно то, что позволяет адаптироваться к любому общественному устройству, будь то социализм, коммунизм, капитализм; к любой форме правления – начиная с монархии и кончая съездом народных депутатов; к любым условиям жизни – начиная со сталинского ГУЛАГа, с партизанских землянок в Отечественную и кончая Чернобыльской зоной, подвалами в разбомблённом Грозном, окопами под открытым небом в «горячих точках». Лично мне кажется, что это – феноменальная черта национального характера; любой другой народ при таких экспериментах вождей или деградировал бы в обезьян, или вымер бы на корню».
Лихо расправляется Юлия с «любым другим народом» кроме вышеозначенного, говоря, что адаптироваться ко всякого рода несчастьям, например, к социальному строю, по силам только национальному характеру славян. Тут, конечно, можно поспорить, но в наши планы споры не входят. А входит рассмотрение литературного произведения. И тут надо признать, что характер у Юлии действительно решительный. Об этом свидетельствуют и её слова:
«Последнее время мне ужасно хочется разбогатеть. Завести своё дело, стать владельцем хоть чего-нибудь, пусть это будет свечной заводик или даже общественный сортир. Наверно, правы западные философы – в человеке природой заложена страсть к собственности. И потому коммунистическая идея, и ей подобные, никогда не смогут победить в этом земном мире».
И Юлии приходит в голову для поправки финансового положения основать вместе с мужем Андреем свою собственную FM-радиостанцию. А расположить её в посёлке, стоящем на славянской реке Сейм. На том самом Сейме, упоминающемся ещё тем самым летописцем Нестором. Вот такая необычная и незапланированная закольцованность. Согласитесь, идея привлекательная, да вот только оказывается, что Юлия, к сожалению, не в себе. И это констатирует её супруг, Андрей, такой же главный герой повести, которому отдана половина повествования. А цитата из его размышлений подводит философский итог нашему обзору:
«Порой мне хотелось немного отвлечься от любви, от занятий любовью, и задуматься над собственной жизнью. “Над вечным” — как принято иронично говорить после третьего стакана. На самом деле, меня всегда привлекала такая категория, как Время, а вовсе не космос и не бог. Почему люди решили, что Время существует? Да, по утрам восходит солнце, вечерами бывают восхитительные по красоте закаты, а потом наступает ночь; за летом через осень рождается зима. Но ведь это ничего не доказывает! Что будет со всеми нами через пять, десять, двадцать зим?»
Наверное, вопрос – почему в названии этого разбора повести названы вневременными – теперь точно отпадает...
Алекс Костерев.
2018 г.