Не ходите, дети, в Африку гулять!

или Гусев против Гусева

(About the story “CONSUMMATION IN MOMBASA” by Andrei Gusev)

 

Сначала о подзаголовке, дети. В своё время писатель Андрей Гусев, разродившийся повестью «Консуммация в Момбасе», работал в газете «Московский комсомолец», где главным редактором был его однофамилец Павел Гусев. И как-то они повздорили. И один на другого подал в суд, дети. Пресса осветила этот в своём роде исторический судебный процесс материалом под заголовком «Гусев против Гусева». В нашем случае писатель Гусев один. Без редактора. Но судя по тому, что он пишет, он выступает против самого себя: Гусев против Гусева. И это подтверждает следующая цитата:

— Говорят, что самое вкусное мясо получается, если его готовить на книгах, — доверительно сообщает Энди.

От удивления поднимаю бровь.

— Поджигают книгу, и на ней зажаривают бифштекс. Или готовят nyama choma, — хихикает супруг. — Книг стало слишком много – так считают некоторые писатели, которых никто не читает. Они даже думают, что «Старик и море» Хэма больше подходит для приготовления стейка из тунца, а чеховская «Степь» придаёт особый аромат полыни зажаренному барашку; главное тут не просто жечь  книгу, но эффектно листать горящие страницы, словно читаешь их, — ухмыляется Энди. — Джей, на книгах твоего любимого писателя Гусева я бы с удовольствием приготовил блюдо из морской собачки, умеющей восхитительно вилять задом.

— Энди, кто знает, — говорю, — может быть, книги способны возрождаться из пепла, как птица Феникс. И творится это в одном и том же месте – к северу от Момбасы в Индийском океане на острове Сокотра.

— Джей! на самом деле, каждая книга неповторима. Книги беречь надо, а не жечь. Даже такие дурацкие, как у твоего Гусева. У огня же нет ни жалости, ни смысла…

 

Кто скажет, что тут настоящий писатель Гусев любит своего якобы писателя-персонажа Гусева, пусть первым бросит в меня камень, дети! Нет, тут Гусев против Гусева.

Теперь о сложном слове «консуммация». Сложном потому, что есть две консуммации. Вернее – есть консуммация и консумация. Найдите отличия, дети. Правильно, в одном две буквы «эм», в другом – одна. Термин с двумя «эм» употребляется для обозначения первого осуществления брачных отношений, дети. Грубо говоря – полового акта. Во многих культурах этот акт сопровождается специальными обрядами, то есть особыми ритуалами вокруг ложа новобрачных, а также у дверей и окон спальни. Однако значение второго слова (без буквы «эм») совершенно иное. Оно означает принуждение покупателя к покупке. В частности, это вид заработка, дети, у девушек с пониженной социальной ответственностью.

А именно – в качестве оплаты общения такой девушки с гостями ночного клуба. Обычно девушка получает от заведения определённый процент как от стоимости напитков, заказанных собеседником в баре, так и денежную компенсацию за время, потраченное на беседу. К счастью, дети, писатель Андрей Гусев взялся за комсуммацию №1. И даже упростил сюжет, оставив за кадром первое осуществление брачных отношений, потому как они случились у супругов уже давным-давно, и поставил в центр внимания освящение уз брака африканским священником и сопутствующий этому действу ритуал. О ритуале позже. Сейчас надо сказать, что сюжет «Консуммации...» построен незамысловато.

Более того – сюжет этого произведения, если можно так выразиться, прост как три копейки. Русский писатель, именующий себя на забугорный манер Энди, и его жена Джей, уроженка африканского континента, от безделья решают посетить этот самый континент, чтобы якобы провести там консуммацию. И посещают. И проводят. Почему от безделья? Потому что – цитата:

«Мы с Энди можем жить, не  думая  о заработке и хлебе насущном. Его средства и мои капиталы, полученные от отца, вполне это позволяют. В Момбасе в Mtwapa мы спим до середины дня; потом, не торопясь, завтракаем, пьём кофе и идём на прогулку к океану».

А что делает человек от безделья? Чего-нибудь чешет. В нашем случае супружеская пара чешет языком. Вот яркий образчик этого мероприятия,  дети:

 

— Джей, наверняка ты знаешь, что у обезьян, когда они превращались в человека, отвалился хвост, — глубокомысленно заявляет мой муж. Жду, чего он скажет дальше.

— Как хвост у обезьян, отвалится от России и наш бессменный кремлёвский сиделец. Путин однажды публично рассказывал, что уходя из помещения, он всегда выключает свет – привычка с детства. Нынче кремлёвские боятся, что скоро им всем придётся тушить свет.

— Хочешь сказать, что у них появился страх неизвестно чего и неизвестно из-за чего?

— Они очень боятся. Боятся, что всё, ими украденное, украдут снова или отнимут. У них. И они не смогут оставить собственность детям. Однако ничего сделать нельзя: ни замедлить процесс, ни изменить.

— Энди, ты сумасшедший. Что изменить? Сам же говорил: для них отдать власть – всё равно что умереть.

— Да, это так. Однако они исторически обречены. Они борются с течением времени. Мир близок к победе над СПИДом и раком, а путинская Россия гордится тем, что её боятся. 

— Русских всегда боялись.

— Вот именно. Пораскинь умом: в сталинском Гулаге людей убили больше, чем в Освенциме. После войны за Освенцим эсэсовцев сажали в тюрьмы пожизненно. А вот за Гулаг чекисты не ответили, их не судили, не было люстрации, и в сегодняшней России во власти сидит очередное поколение чекистов. Впрочем, всё это лютая банальность.

 

И вот тут Энди совершенно прав: всё это лютая банальность, дети. Настолько лютая, что у неискушённого читателя возникает вопрос: а зачем писать общеизвестные вещи? На него отвечает сам Энди:

— Энди, зачем ты пишешь книги? — задаю мужу дурацкий вопрос. Как ни странно, он воспринимает его всерьёз.

— Ну, наверно… — делает он длинную паузу, прислоняется спиной к древней каменной кладке, а потом выстреливает фразу: — Я становлюсь счастливым, когда выдуманные люди делают то, что мне нравится.

— Это несовременно. Куда лучше контролировать реальную ситуацию и достигать комфорта.

— У каждого своё счастье, — отвергает он мой взгляд на мир, — а ты, Джей, если тебе чего-то не хватает, опустись на колени и попроси помощи у Господа.

Наверное, надо попросить помощи у Господа и самому господину Гусеву. Чтобы вразумил он его и наставил на путь истинный. Ибо то, что творится в отношениях его персонажей, не поддаётся никакому критическому осмыслению. Вместо благочестивых поступков, приличествующих католической консуммации, их действия напоминают бесовские. Они курят травку и занимаются в качестве ритуала мало того что поркой бамбуковыми палками мужских ягодиц, но даже и пеггингом. Про пеггинг, дети, приличному человеку даже говорить срамно.  Пусть вам это объясняют родители. Но главное – что при этом «герои» Гусева поминают всуе имя Божье:

— Джей, лучше попробуй уповать на Отца небесного. Начни с чтения Библии, и перед тобой откроется прекрасный огромный мир, доселе неизвестный.

Начинаю дико ржать.

— Милый, чем больше читаешь, тем глупее становишься. Это не я придумала, а великий кормчий Мао, небось, слышал про такого, — продолжаю хихикать и принимаюсь за «травку».

— Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и, не находя, говорит: возвращусь в дом мой, откуда вышел; и, придя, находит его выметенным и убранным; тогда идёт и берёт с собой семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там, – и бывает для человека того последнее хуже первого. Это от Луки, — уточняет Энди, — а ещё в Священных книгах незримо присутствует мысль о том, что женщина – это вид имущества. И только африканские обезьянки сего не разумеют.

 

Африканской обезьянкой этот нечестивый человек называет разумного представителя рода человеческого, то есть свою законную жену, пусть и родившуюся в Африке. Только вшивые интеллигенты, как называл этих якобы разумных людей, например, угодный Богу теоретик коммунизма Ленин, могут позволить себе такое святотатство. А всё почему? Да потому, что безделье, помноженное на «травку» и сексуальные извращения, неизбежно ведёт к безбожию, безбрачию и безумию. Чему пример мы видим в этом с позволения сказать произведении. И всё же ностальгия по Москве не отпускает их:

«Мы лежим на пустынном берегу, тихо плещется вода. За нами два ряда кокосовых пальм; нынче сухой сезон, комаров почти нет. Над озером стелется ночной туман. Небо с висящей на нём Луной кажется таким близким, что хочется  окунуть в него руку и зачерпнуть пригоршню звёзд. В Москве в нашем спальном районе Перово наверняка стоит сейчас тяжёлая предутренняя тишина, — думается мне. Даже дворники-таджики ещё не проснулись. Если в это время выбраться на улицу, то тебя окутает адский холод. Зачем люди живут там?!..»

 

  Как любого либерального интеллигента, «героев» гусевской «Консуммации...» охватывает ужас перед реальностью, сваливающейся в безумие. И выход видится им в одном – в смерти, что отражено в заключительных строчках этого, не побоюсь сказать, пасквиля на человечество:

 «Реальность – это великое таинство, оно не даёт миру безумия ворваться в наш мозг. Смешно, но на самом деле благодаря поведению, которое принято считать ненормальным, держится вся наша жизнь.

WHAT IS LIFE?

“All Life is a Dream”.

Просто-напросто надо жить. А от старости придумано бесподобное лекарство – наша смерть. Впрочем, есть приятное обстоятельство: я верю в любовь!»

 

Дети, даже притянутая за уши строчка из жизнеутверждающей песни, которую поёт Николай Носков, а именно – «есть приятное обстоятельство», не помогает нашим героям строить гармоничные семейные отношения. Потому что жить надо там, где родился. Где родился, там и пригодился, говорили наши мудрые предки. А на таком отсталом континенте, который по ошибке считают колыбелью человечества, ничего кроме крокодилов да гиппопотамов интересного вы не найдёте. Так что закончить наш обзор хочется ещё одной строчкой из известной детской, но мудрой песенки:

«В Африке дебилы и злые крокодилы, так что не ходите, дети, в Африку гулять!»

Взрослым можно.

 

 

Библиография: Андрей Гусев «Консуммация в Момбасе» ("Consummation in Mombasa"). Повесть/ М., 2017

 

Иван ЛИНГАМОВ, moscowliterature@mail.ru

2020 год.